Продолжаем издавать Фурмана

Алексей Львович Погорельский, усилиями которого сейчас издаются работы Дмитрия Фурмана, рассыпанные по малотиражным публикациям, попросил меня написать предисловие к книге, написанной Димой в соавторстве с Санобар Шерматовой, о Киргизии. После некоторых колебаний я согласился, потому что эта работа — не только о Киргизии.

Киргизия – страна маленькая, бедная (ВВП на душу населения в десять раз меньше, чем в соседнем Казахстане) и, вероятно, воспринимающаяся большинством россиян как нечто бесконечно далекое, вроде «Гондураса» из старого анекдота. Любые параллели с такой страной кажутся натянутыми, если не абсурдными. Предлагаемая читателю работа, написанная в 2011 году Дмитрием Фурманом и Санобар Шерматовой (обоих их, к великому сожалению, уже нет с нами), – о Киргизии (именно этот, традиционный вариант русского названия республики предпочитают авторы), но не только о ней. Это книга о том, как возникают и существуют режимы определенного типа и как они могут уходить с исторической арены.

Выдающийся историк и политолог Д.Е. Фурман изучал развитие практически всех постсоветских республик (не исключая тех, которые казались незначительными и неинтересными другим исследователям), стремясь выделить как специфику их развития в последние двадцать лет, так и общие закономерности, присущие этому развитию.  Громадные культурные различия между новыми независимыми государствами и вытекающая из них неодинаковость процессов их социально-политической трансформации в период распада СССР, казалось бы, должны были привести к совершенно несовпадающим векторам их дальнейшего развития в постсоветские годы. В первой половине 1990-х годов большинству ученых, журналистов и читателей газет именно так и казалось: в тогдашнем почти общепринятом «нарративе» Россия представлялась наиболее демократичной из бывших советских республик, а большинство остальных воспринимались либо как «отстающие», либо как восточные деспотии. Киргизия несколько выпадала из этой классификации, и в этом была одна из причин, почему ее чаще всего обходили вниманием.

Работы Д.Фурмана с самого начала находились вне этих «концептуальных рамок». В его глазах происходившее в постсоветских государствах не было ни демократией, ни становлением демократии, ни переходным к ней периодом. Развитие этих стран (за исключением стран Балтии) пошло в другом направлении – к быстрому созданию режимов, в которых невозможен приход к власти альтернативных политических сил, а затем и само существование таких сил становится невозможным. Становление таких режимов шло по-разному, и в этом проявлялась специфика каждого из государств, но практически везде – при имитации демократических процедур, которые в некоторых странах (например, в России) поначалу еще играли некоторую роль, но чем дальше, тем больше выхолащивались.

Конкретный случай Киргизии интересен Фурману как общностью этого вектора, так и специфическими и даже уникальными особенностями этой республики, придавшими событиям в ней особую «красочность» и драматизм. Анализируя эти события, авторы исследования размышляют и о путях выхода из недемократического статус-кво, который пока еще преобладает на постсоветском пространстве. Этот вопрос сегодня стал для России актуальным.

Режим имитационной демократии, сложившийся в России в начале 90-х годов, оказался устойчивым потому, считал Д.Фурман, что Россия в силу своих культурно-исторических особенностей была не готова к реальной демократии. Пройдя через вызванный случайным фактором (болезнь и фактическая недееспособность Б.Ельцина в конце его второго президентства) кризис передачи власти, режим под руководством В.Путина окончательно консолидировался. По мнению Фурмана, решение Путина не идти на третий подряд президентский срок (вызванное, по-видимому, чисто субъективным фактором – желанием внешне соответствовать демократическим и конституционным принципам, не оказаться полностью тождественным Лукашенко, Назарбаеву или Каримову), противоречило логике системы и объективно работало на ее расшатывание. Возможно, осознание этого было одной из причин решения Путина вернуться на президентский пост. Объявление об этом 24 сентября 2012 года произошло уже после кончины Дмитрия Фурмана, но последующие события, на мой взгляд, подтвердили точность его анализа. Реакция режима на протестное движение, возникшее на волне возмущения фальсификацией парламентских выборов (т.е. по сценарию начала «цветных революций»), свидетельствовала о его слабой мобилизованности, расшатанности. Сейчас от него требуются большие усилия, чтобы вернуть события в прежнее русло, не прибегая при этом к крайним репрессивным мерам (их Путин, как мне кажется, хотел бы избежать).

Киргизия интересна тем, что начиная с 2005 года сценарий событий в этой республике стал довольно резко отличаться от российского. До этого все шло в одной логике: как бы сильно ни отличался киргизский президент, образованный и интеллигентный академик Акаев, от Ельцина или Путина, все его действия полностью укладывались в схему создания и сохранения имитационно-демократического режима безальтернативной власти (правда, относительно мягкого по сравнение, скажем, с каримовским). Однако в марте 2005 года после фальсифицированных выборов в парламент режим Акаева был сметен. В отличие от «цветных революций» в других странах, смена власти в Киргизии прошла не по «классической», бескровной модели, а оказалась насильственной. И если относительно успешные «цветные революции» приближали страны, где они произошли, к первой нормальной ротации власти и возникновению более или менее демократической системы, то в Киргизии этого не произошло. Как показывают Д.Фурман и С.Шерматова, результат таких революций далеко не предопределен, и в Киргизии оказалось слишком много факторов, работавших против демократического варианта развития (впрочем, они рассматривают и другие факторы, которые потенциально такому переходу способствуют).

Пришедший на смену акаевскому режим К.Бакиева эволюционировал в авторитарном направлении неуклонно и стремительно. Бакиев быстро избавляется от всех своих потенциальных конкурентов и создает жесткий, коррумпированный режим «восточного» имитационно-демократического типа. Но этот цикл киргизских событий оказался гораздо короче акаевского, и уже в апреле 2010 года происходит новая насильственная смена власти. На этот раз революционеры объявляют о своей решимости не допустить повторения прежнего сценария и, несмотря на все объективные трудности, в том числе связанные с крайней бедностью страны, обеспечить переход к демократии.

Будет ли эта попытка успешной? Д.Фурман и С.Шерматова не сомневаются в искренности по крайней мере некоторых из тех, кто оказался сейчас у власти в Киргизии. Принятие конституции, в соответствии с которой страна становится парламентской республикой – при уникальном положении о том, что ни одна партия, независимо от количества полученных на выборах голосов, не может иметь в парламенте более 65 мест из 120 – они рассматривают как доказательство стремления и готовности новых киргизских лидеров к строительству реальной демократии (кстати, интересна и, как любили говорить раньше, не случайна открыто выраженная негативная реакция российского руководства на саму попытку создания в Киргизии парламентской модели). Но препятствия и вызовы, с которыми сталкиваются киргизы, огромны, риск очередного срыва в авторитаризм – велик. Поскольку циклы киргизской истории короче, чем в других странах, ответ на вопрос о перспективах нынешнего демократического эксперимента мы можем получить сравнительно скоро.

Киргизия слишком мала и незначительна в глазах граждан России и других постсоветских стран, чтобы тот или иной итог ее современного развития имел сколько-нибудь существенный «демонстрационный эффект». Но события последних месяцев в России не оставляют сомнений в том, что и у нас рано или поздно будет предпринята очередная попытка перехода к нормальной демократии. У нынешней российской системы есть свои пределы и свой жизненный цикл. Д.Фурман был убежден, что хотя длительность этого цикла предсказать трудно, кризис системы неизбежен. Он придет неожиданно (и – добавлю от себя – то, что мы видим сейчас, совсем не обязательно является началом «финального» кризиса, ведущего к смене нынешней власти) и может развиваться по разным сценариям.

Самым желательным вариантом Дмитрий Фурман считал «революцию сверху», не вполне удавшуюся Горбачеву, но замаячившую как еще один шанс в период неопределенности, который продолжался вплоть до «рокировки», фактически отстранившей от власти Д.Медведева. В случае «избрания» Медведева на второй президентский срок было бы достаточно времени (согласно принятым при нем поправкам к конституции – шесть лет), чтобы в стране возникли нормальные политические партии и появились ответственные политические лидеры, способные претендовать на президентскую власть. Такой сценарий труден – ведь президент должен был бы как-то способствовать формированию и в перспективе приходу к власти реально оппозиционных сил, которые в соответствии со своей «ролевой функцией» должны были бы его жестоко критиковать.  В разное время Фурман по-разному высказывался относительно его вероятности, равно как и о вероятности сценариев «цветной революции» и «раскола элит». Так, в одной из своих последних работ книге «Движение по спирали», он писал, что «все варианты относительно «мягкого» и организованного демонтажа системы <…> оказываются невероятными или очень маловероятными». Крах «хорошего сценария» 24 сентября 2012 года подтвердил сомнения в его реальности. Что же остается? В той же книге Д.Фурман высказывает предположение, что «неизбежный кризис, скорее всего, примет у нас более неожиданные, стихийные и неорганизованные формы».

Кризис наступил. «Как и было сказано», он стал неожиданным и столь же неожиданным образом развивается. Протестное движение (вряд ли, на мой взгляд, можно в наших условиях говорить об оппозиции в подлинном понимании этого слова, т.е. как об организованной силе, существующей при полном согласии существующей власти и способной законным путем стать властью) очевидным образом не готово взять власть, именно потому, что оно – не настоящая оппозиция. Но, ужесточая методы борьбы с протестом, все чаще идя на неуклюжие и гротескные шаги, власть, как мне кажется, делает более вероятными все более неожиданные, непредсказуемые варианты и может приблизить момент их осуществления. Вполне возможно, что мы входим в полосу «коротких циклов», которые по форме неизбежно будут отличаться от киргизских, но по своему вектору будут вести в направлении, которое Дмитрий Фурман считал естественным и неизбежным – к нормальному состоянию современного общества, к демократии.