Погубленная духовность

Анатолий Черняев

Оригинал статьи

Статью эту меня побудили написать два обстоятельства: сожаление о погибшей перестройке, 20-летие которой было отмечено во многих странах, но, конечно, замолчали у нас, и отвращение к вконец распоясавшимся нашим церковникам, которых нам показывают по телевизору с утра до вечера.

Темы эти связаны между собой.

Я слишком много за 10–15 лет написал и наговорил о перестройке и ее авторе. Самые общие мои оценки и выводы не изменились.

Мне, знающему эту «материю» на ощупь, близко и много лет знакомому с человеком, положившим начало перестройке, до сих пор «странно и удивительно» натыкаться на совершенно вздорные суждения и о ней, и о нем. (Хотя пора бы, казалось, привыкнуть). Особенно со стороны людей, вроде бы и ученых, и профессионалов, способных квалифицированно анализировать прошлое в научных трудах и в публицистических статьях.

Можно назвать десятки имен. Выбор тут большой слева–направо.

Один из них пишет: «Масштабность стоявших перед обществом – и год от года все более усложнявшихся и умножавшихся – проблем требовала и масштабности личности реформатора. Стране жизненно необходим был не просто смелый преобразователь, но преобразователь–революционер, способный осмыслить всю гигантскую ширь проблем и, бросив вызов времени и господствующим предрассудкам, с умом взяться за их решение. Но такого человека не нашлось…».

А что, спрашивается, делал Горбачев, как не то, что автор перечисляет?! И разве не Горбачев бросил вызов «глубокому брежневскому застою», не он начал преобразования, приведшие к ликвидации тоталитарного режима?! Дав народу гласность, открыв страну окружающему миру, разве не Горбачев проявил качества смелого новатора, мужественного революционера?! Ведь он противопоставил себя мощной неосталинистской идейно–политической инерции партии и общества. Сделал это с риском для себя лично. Разве не Горбачев, вопреки сопротивлению своих коллег во власти, покончил с холодной войной, посягнув тем самым на статут чудовищного военно–промышленного комплекса, пустившего метастазы во всех порах советского общества?!

У десятков пишущих историю современной России (в том числе – авторов учебников) нет даже желания по–честному разобраться, что все это значило и почему произошло так, а не иначе. Нет «порыва» познакомиться с собранными в архиве Горбачев–Фонда документами (их тысячи), свидетельствующими о подлинных намерениях Горбачева и его коллег, о целях и задачах, которые они перед собой ставили, о сути и деталях политики, которую они разрабатывали, оформляли и проводили. В распоряжении пишущих о Перестройке и глаголящих о ней по ТV и радио не только «монбланы» источников, но пока еще живые свидетели… Некоторых из них они опрашивают, но по большей части тех, кто врет или клевещет.

Опыт тех шести лет актуален, тем более что Россия, который раз проваливаясь на дно, в непролазную грязь, будто навечно прилипшую к ее истории, вроде как опять «взыскует» духовности. Между тем, именно Горбачев сделал возможным, взамен износившейся и фарисейской коммунистической идеологии, начать возрождение духовности на основе великой русской культуры (включая ее эмигрантскую и до того запрещенную часть) и на базе общепринятых в цивилизованном мире общечеловеческих ценностей. Об этом он сам на протяжении истекших лет много говорил и писал. И обобщил все идеи и замыслы перестройки в поразительно искренней и документально оснащенной книге «Понять перестройку… Почему это важно сейчас», вышедшей недавно в издательстве «Альпина–Букс».

Духовность по народному ощущению – это нравственность, а для интеллигентного слоя нации – еще и культура, знания.

Сам импульс перестройки был нравственный. Ведь не только понимание, что трудно жить народу в неизбывно нищенском состоянии, а прежде всего чувство стыда за страну…

И методы, правила – как менять жизнь к лучшему – были предложены нравственные – не насильно, не через колено, «уважительно» (его любимый термин). Ведь если свести все «умные» политико–экономические формулы к обыденным и общеупотребительным словам, то все выглядит просто и понятно: лучше работать, учиться хорошо делать свое дело, не отлынивать от обязанностей, не мешать честным людям зарабатывать столько и так, сколько и как они могут и умеют, помнить, что у каждого есть свои заботы и с ними нужно считаться, помогать другим, если можешь, а начальником (партийным и прочим) помнить, что они – слуги народа, а не наоборот. (Сколько раз и где только не повторял Горбачев этих слов! Требовательно, строго, иногда саркастически обращаясь к особо зарвавшимся и зажиревшим!).

Горбачев провозгласил «гласность». Да, это был мощный политический шаг. Но источник его – тоже нравственность, уважение к людям, отказ быть на троне неприкасаемым начальником. Запретил воскурение фимиама, будь то на пленумах ЦК, будь то на массовых митингах и собраниях. Отменил правило носить портреты «вождей» на демонстрациях.

Он положил начало ликвидации сталинизма. Причем речь шла уже не о разоблачении лично Сталина как тирана, а о борьбе против самого явления, социально–политически определившего целую эпоху. И не позволил своим коллегам свернуть эту борьбу, которая подхвачена была интеллигенцией и приняла размах безудержной стихии.

Понятие «идеология» он не любил употреблять, видя в нем символ навязывания опять схемы, очередного прокрустова ложа. Интеллектуальное и духовное содержание идеи перестройки заключено в горбачевском понимании «общечеловеческих ценностей».

Известно, что многие даже великие и высокие идеи содержат в себе возможность самоотчуждения, скрытую способность превращаться в свою противоположность по сути, сохраняя подчас первоначальную форму. Это происходит при внедрении их в жизнь. Так было у христианства (инквизиция и проч.), так было с идеями Просвещения, так произошло с великими идеями Октябрьской революции (сталинизм) и т.д.

У общества, каждого человека при соприкосновении и использовании большой идеи есть, как правило, выбор. Однако не всякая идея поддается любому выбору, например, в сторону Зла во имя будущего Блага. Не всякую идею можно преобразовать в «смердяковом духе». Горбачевская идея «общечеловеческих ценностей» относится к такому разряду. Ею не могли бы воспользоваться ни Сталин, ни Гитлер, ни Мао Цзэдун, ни даже Ельцин со своим шоковым Гайдаром. И в этом неотчуждаемое нравственное качество перестроечной идеи Горбачева.

Культура – как составная духовности, нравственности.

Сейчас уже мало кто не знает знаменитого горбачевского Mot, сказанного в ответ на вопрос журналиста: «Не могли ли бы Вы одним словом определить, что сломало хребет советской системе?» Он, не задумываясь, произнес, – «Культура!».

Позже Горбачев поясняет, чтó он имел в виду: несмотря на репрессивную принудительную идеологию, абсолютную цензуру, официальную ложь, которая пронизывала общественную жизнь, импульс великой русской культуры (а советская власть не могла себе позволить «отменить» ее совсем) был настолько силен, что под ее воздействием выросли целые поколения людей, способных понять несовместимость тоталитарных порядков с культурой, составлявшей стержень российской нации. Они–то и стали инициаторами слома тоталитаризма с помощью Перестройки. Замысел ее, с точки зрения исторической, ее глубинная философия и целеполагание состояли как раз в том, чтобы, реабилитировав полностью великое наше культурное наследие, положить именно культуру, в самом широком смысле этого понятия, в основу всей жизни общества: в политике, в экономике, в партии, в государственном строительстве и в административном аппарате, в армии, в человеческом общении, во внешних связях, в межнациональных отношениях, в повседневном поведении граждан… во всем! В этом была суть «духовности Перестройки», ее, если хотите, идеология.

В годы перестройки было переиздано все, что находилось под запретом из великого Серебряного века, включая труды знаменитых религиозных философов. Отменена цензура. Прекращены преследования по идеологическим и политическим мотивам, практика официальных запретов и снятие с постов за «неугодные» публикации. Разрешена эмиграция. Покончено с государственным антисемитизмом – этим позором сталинской системы. Страна фактически, многие десятилетия лишенная соприкосновения с интеллектуальными, духовными ценностями вовне, открылась миру. Банальности? Да. Но они жизненно существенные и о них забыли или приписали не тем, кому следует.

Все это создавало атмосферу новой, перестроечной духовности.

Наконец, – его «новое мышление» для окружающего мира. Оно тоже основывалось на «общечеловеческих ценностях». Понятие – осмеянное циниками и сталинистами в душе и наяву. Но горбачевские «общечеловеческие ценности» – помимо политических норм, отработанных в демократической Европе – все коренились в христианских началах. Именно они ведь (несмотря на поругания, отступничество, преступления его именем, измены и т.п.) позволили на протяжении двух тысячелетий сохранять (по крайней мере европейскую) цивилизацию. И вновь оказались остро политически востребованы к рубежу третьего тысячелетия, когда человечество стало смертным.

Призыв Горбачева уничтожить ядерное оружие, его политика и дипломатия диалога и доверия, положили начало ликвидации этого оружия и устранения угрозы мировой войны. Это ли не высочайший, также и нравственный подвиг, высоко оцененный в цивилизованном мире! Горбачев не раз говорил, что нравственность – источник и гарантия жизнеспособности и нации, и международного сообщества.

России оказалось «не до того»!

В результате (и по другим причинам) криминал и коррупция, ставшие интегральной частью режима, превратились для России в такую же опасность (если не бóльшую), как международный терроризм для Запада.

Позволю себе, однако, ограничиться в статье другой опасностью, той, которую несет стране православная церковь.

Оговорюсь сразу: не о Боге речь. И не о вере. «Официально» я стал атеистом с тех пор как на уроке физкультуры во втором классе (1930 год!) ребята сорвали с меня крестик и долго надо мной потешались. Однако о Боге я не забывал. Вернее, он меня не забывал и, бывало, напоминал очень чувствительно. И вроде прожил я жизнь порядочным человеком, нарушая всего лишь одну из 10 библейских заповедей.

Так случилось, что я довольно рано для советского человека познакомился с российской религиозной философией, задолго до того, как переизданы были книги Бердяева, о.Булгакова, о.Флоренского, Шпэта, Кистяковского, Эрна, Льва Шестова… Изучал еще в студенчестве и Фому Аквинского, и Иммануила Канта… Предпочел в конце концов в качестве «fides quaerens intellectum» и «ordre du Coeur» Паскаля, тем более, что – за ним для меня стоял такой авторитет, как Лев Николаевич, хранивший у изголовья «Мысли» этого великого ученого, философа и богослова.

Так что не «воинствующий безбожник» советского разлива пишет эту статью.

Горбачев, как глава светской и советской власти в стране, второй раз со времени возрождения патриаршества, принял в 1989 году предстоятеля православной церкви. Это был совершенно естественный шаг – в рамках желаемого правового государства, в целях честного впредь следования закону об отделении церкви и государства. А поскольку шаг этот был сделан в связи с 1000–летием принятия на Руси христианства, он не мог вызвать «вопросов» у других конфессий, равноправие которых и свобода вероисповедания вновь были подчеркнуто подтверждены Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Но получилось, «по Черномырдину», – так же, как и во всей нашей общественно–политической жизни (помните: «хотели как лучше»…). В данном случае в прорыв к свободе устремилась поповщина – сразу же с претензиями на политическое влияние: сколько священников оказалось на Первом же Съезде народных депутатов СССР! В мстительном порыве за десятилетия гонений, притеснений, ограничений, с агрессивностью и отнюдь не христианской алчностью церковь ринулась забирать себе былую собственность (нажитую, кстати, в давние времена тоже «не по Христу»!). Пустилась в прибыльный бизнес, получив потом от Ельцина немыслимые таможенные, коммерческие и иные привилегии. Потребовала и в основном добилась возвращения из музеев икон и других культовых предметов, давно ставших предметом искусства. Отсуживает здания, занятые культурными и даже детскими учреждениями… Десятками, сотнями по всей стране строятся и реконструируются церкви, часовни, монастыри, выплавляются и вывешиваются колокола. Освящение всего этого, часто самим Патриархом – лакомый кусок для наших беспринципных и послушных СМИ. Особенно отвратительно видеть, как кощунственно окропляют «святой водой» новые танки, ядерные подлодки, ракетные крейсеры, самолеты–ракетоносцы и т.п.

Картинка на экране ТВ, таких и подобных десятки. Праздничное событие у летчиков и самолетостроителей. Стоят в шеренгу в парадных кителях майоры, подполковники, полковники, генерал. Поп, видимо, высокого чина, идет вдоль строя и брызгает с кисти водой (довольно обильно) в физиономию каждого. Они только морщатся, «блаалепие» на лице не у всякого. Что они думают при этом – здоровые, нормальные вроде мужики?! Как им не стыдно?! Пуще того – не смешно! Им что – безразлично, как они выглядят в глазах более или менее здравомыслящего человека?! Что они скажут об этой нелепой процедуре дома, своим взрослым ребятам?!

Папа Иоанн Павел II осудил всякую войну – публично, устно и в своих посланиях. Наша РПЦ не упускает случая, чтобы не благословить очередной отряд солдат и офицеров, отправляемых в Чечню – на самую, пожалуй, несправедливую и грязную в истории России войну. И закрывает глаза на то, что там творит это «православное воинство»… (за хорошие, кстати, деньги).

Отнюдь не как оплошность приходится расценивать факт награждения одним из высших (церковных теперь) орденов («святого равнопрестольного князя Владимира» – девиз: «польза, честь и слава») полковника Павличенко, которого цивилизованная Европа считает причастным к похищению людей и убийствам. Наградил лично Алексий II.

Чуть ли не ежедневно нам показывают крестные ходы (с сотнями истовых бабок за ручку с несмыслёнышами – внуками и внучками!), навязчиво демонстрируют богослужения и всякие другие церковные сходы по поводу то перемещения святых мощей, то поминовения убиенного, святого теперь императора, убившего в одночасье четыре тысячи человек 9 января 1905 года. То видим мы поклонения особо знаменитым иконам, многочисленные религиозные юбилеи и другие празднества. Сообщают нам по всем каналам о посланиях Патриарху с самого «верха» и объятиях с ним по разным случаям. Любой предлог используется для выражения почтения правящего класса к церкви. Теперь еще добились массового крещения в реках по случаю «именин Владимира» (пока еще… того самого, который Красное Солнышко). Все это неукоснительно и обильно присутствует на экранах, сопровождаемое придыханиями дикторов и комментаторов.

Попы всегда тут как тут, когда новый губернатор или мэр города входит во власть. Они его благославляют на правление над… гражданами светского государства!

Архирейский собор, слава Богу, не согласился канонизировать Ивана Грозного и Распутина. Но то обстоятельство, что эта идея долго и «всесторонне» обсуждалась в очень влиятельных кругах РПЦ и вынесена была на высочайший уровень – на очередной собор всех архиреев – само по себе показательно, говорит о настроениях, которые в этих кругах гуляют.

Распутин, спасибо, «не прошел» в святые, а вот Иоанн Кронштадтский – покровитель черносотенцев, «знамя» «Союза русского народа» – возведен в сан святого.

Клирики РПЦ и сам Патриарх не только с амвонов, но и с государственных трибун, не говоря уж о журналистских микрофонах, «пиарят» включение в школьные программы «закона Божьего». Бесцеремонно и грубо, вопреки Конституции, но зная мнение правящих кругов, РПЦ давит и преследует религиозное инакомыслие. Даже представительство некоторых великих религий третируют как секты, усматривая в них посягательство на свою монополию.

Церковь создает в провинции свои, православные, каналы ТВ, да и центральное телевидение охотно предоставляет ей время, когда и сколько «попросят». Экспансия православия, поощряемая властями, питает шовинизм. Пусть Патриарх, епископы, священники осуждают его экстремистские проявления. Значение имеет другое, а именно – распространяемая атмосфера негреховности антисемитизма, ксенофобии, нетерпимости к людям другого вероисповедания. Парни–хулиганы идут крушить не русские погосты и не памятники на могилах «авторитетов» (казалось бы, «справедливо» – ведь они, эти парни, из нищих семей!), а мусульманские и еврейские кладбища, избивают на улицах прохожих в хасидских шляпах или у кого не тот нос. Поджигают и взрывают синагоги и мечети. Но что–то не слышно, чтобы еврейские или мусульманские хулиганы крушили православные храмы и избивали встречных священников! Если это и делают – то «свои» же, православные. Невозможно себе представить, чтобы какой–нибудь еврейский парень или татарин, литовец, эстонец или калмык ворвался в православный храм и пырял ножом или разбитой бутылкой кого ни попадя. Отцы церкви иногда выступают с осуждением такого «экстремизма»(!) (хотя и не торопятся с этим). И, наверно, не все священники антисемиты. Но сама «православная идеология», давно замешенная на шовинизме, вопреки Евангелию, как бы выносит за пределы греховности националистическое хулиганство.

Да что хулиганы! Депутаты Госдумы обратились к президенту с петицией, требуя запретить еврейские организации!

Патриарх фигурирует в первой двадцатке, а то и десятке самых влиятельных политиков(!) Российской Федерации. Его награждают высшими государственными орденами. С ним президент и другие высшие чины «ведут диалог» по самым что ни на есть светским, государственным вопросам и обещают церкви «решать их сообща» (см. НГ, 18 августа 2004 г. Приложение «Религии», стр.1). Патриарх обращается с посланиями к гражданам(!) перед выборами в Государственную Думу, по случаю национальных дат. Он – на самом почетном месте на «высоких» государственных собраниях, при проведении официальных торжественных мероприятий. Церковные праздники фактически, повторюсь, преподносятся как «национально–государственные».

Церкви передаются безвозмездно земли, которые им принадлежали до Революции и даже – дело к этому идет – до Петра I и Екатерины II.

Церковь посягнула на историю страны. Архирейский собор рекомендовал президенту отменить «7 ноября» и сделать государственным праздником «4 ноября». Не подозреваю архиреев, что они не знают подлинной истории того события и никогда не заглядывали, например, в фундаментальный труд знаменитого российского историка Сергея Соловьева. Знают, что делают. А вот невежество Госдумы как в отношении 1917 года, так и 1612 года, проштамповавшей этот «перенос» дат, достойно пера Салтыкова–Щедрина. Я уж не говорю о вопиющей наглости, оскорбительной, с моральной точки зрения, для многонациональной российской нации, а с политической – это откровенная провокация. Государственно–религиозное празднование «1612 года» станет, я уверен, не символом «примирения», а знаком консервации неприязни между поляками и русскими, дополнительным стимулом отчуждения России от католического мира.

Надо же! Из фанатичной мстительной ненависти одним махом вычеркнуть из истории великой страны целую эпоху, ничтожно сумняшеся попрать жизнь нескольких поколений, десятков миллионов людей, которые жили, трудились, строили, растили детей, создавали уникальную литературу и искусство, страдали, жертвовали собой, обманывались и надеялись, отказывая себе во всем, отстояли именно эту страну от фашизма!..

Де–факто православие ведет себя как государственная религия. Никто, кроме редких «интеллигентских» изданий, не осмеливается высказывать ни сомнений, ни возражений. А с намеками со стороны мусульманских деятелей уже не очень–то считаются, тем более, что, похоже, они готовы распластаться перед «православной властью».

Дело идет к превращению церкви в государственный институт. Судя по поведению президента, он не прочь признать за православной церковью роль духовного вождя нации. Во всяком случае, патриарх и его иерархи словом и делом показывают, что именно в этом смысл и цель их мирской политики.

Один редкий теперь свободомыслящий автор процитировал однажды в газете статью 6 Конституции СССР 1977 года: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является КПСС. КПСС существует для народа и служит народу». А теперь, – комментирует автор, – «замените КПСС на аббревиатуру РПЦ и вы получите то, о чем мечтают сегодня многие в церковных, околоцерковных и даже политических кругах».

Когда смотришь на этих холеных юношей, несущих хоругви или целующих ручку Патриарху, передавая ему ритуальные предметы, трудно отделаться от ощущения: для этих, судя по лицам, не глупых и совсем не «темных» людей, такое унизительное церковное служение – всего лишь верное средство приобретения политических дивидендов, начало карьерной лестницы.

Нужно ли все это России?

Отвечает ли огосударствление самой ретроградной из христианских церквей исторической потребности России стать нормальным, цивилизованным, демократически современным государством?

Нужна ли России реанимация религиозности, а фактически – внедрение ее, используя «административный ресурс» – как коллективизацию при Сталине или как с помощью лжи и обмана насаждали идеологию «светлого будущего».

Оправданно ли все это нашим прошлым, опытом взаимоотношений государства и церкви с тех пор, как русская нация сложилась как европейская?

Мои ответы – отрицательные по всем пунктам.

Нелепо и недостойно (к тому же для историка «по происхождению») отрицать колоссальную роль православия и церкви в формировании русского народа, в становлении российского государства, в укреплении и выживании его в крайне сложных условиях Средневековья.

Однако уже в XVII столетии вектор ее влияния повернулся в реакционную для нации и государства сторону.

Новый темп естественной, биологически и географически предопределенной европеизации страны уже при Алексее Михайловиче оказался не совместим с господствующим положением церкви в делах российского государства. Попытка сохранить такое положение, даже нарастить мирской авторитет церкви была предпринята при Никоне. Кончилась она жестоким провалом и глубоким социально–религиозным расколом.

Петр Великий, круто развернувший паруса России под ветры европейского прогресса, бесцеремонно и даже жестоко указал церкви ее место. Ликвидировал и само патриаршество.

Унаследовавшие его дело царицы тоже не очень жаловали попов. Близко к государевым делам не подпускали, бывало и секвестровали церковное имущество. Великая государыня, дружившая с Вольтером и Дидро, формально выказывала почтение к православию, даже пешком ходила на богомолье, отказалась выдать свою любимую внучку за шведского короля, раз он потребовал ее перехода в лютеранство… Кое в чем еще. Это ей нужно было, чтобы превратиться в самую настоящую русскую бабу (оставаясь при этом самой образованной среди государей того времени). И она этого достигла. Уникальный феномен состоялся. Даже Пугачев не пытался клеймить ее как чужестранку. Но при всей своей снисходительности к церкви помыслить невозможно, чтобы Екатерина II допустила самое малейшее вмешательство иерархов в ее абсолютную власть. Откровенно, не скрывая от близких, пренебрегала и презирала шипение отцов церкви по поводу ее распущенности, как бы мы теперь сказали, «в личной жизни».

Церковь, конечно, никогда на признает, что «Пушкин – это наше всё!» Однако именно Пушкин «с его последствиями» предопределил возникновение культурного типа русского человека (и всех русскоязычных), который сохранялся в этом «пушкинском» образе почти 200 лет. А между тем это – автор «Гаврилиады», известных сказок и десятков ядовитых и даже хулиганских стихов и эпиграмм на попов и казенное благочестие. Не жаловал он религиозность и в своих интимных письмах друзьям и женщинам.

Не смогли реанимировать православную религиозность в культурной среде ни славянофилы, ни Достоевский, ни Победоносцев, ни панславянское прикрытие экспансионистской политики, эксплуатировавшей русский патриотизм.

Эйфория, вспыхнувшая в связи с сербско-турецкой, а потом русско-турецкой войной в 70-е годы ХIХ века, оказалась мимолетной. И в значительной степени обязана была тогдашнему газетному пиару. Вмешательство моего косвенного прапредка генерала Черняева, оказалось невостребованным и превратилось в авантюру. Добровольчество – как теперь документально выяснено, – если и мотивировалось православной солидарностью, то – в последнюю очередь. Были у него другие причины (см. например, последние страницы «Анны Карениной»). А реальная картина войны была не совсем уж так чистая и благородная (см. хотя бы «Четыре дня» и «Из воспоминаний рядового Иванова» – пронзительные повествования В.М.Гаршина, съездившего на эту войну).

Это я все к тому, что в «православной империи» духовность и общественное сознание определялись в ХIХ веке отнюдь уже не РПЦ. А о «Серебряном веке» уж и говорить на этот счет нелепо.

После Пушкина духовность российской нации (той ее части, где этот термин вообще применим), ее мораль (т.е. честь, благородство, совесть, справедливость, ответственность за страну и гордость за ее достоинства, а не за то, что ты здесь родился…) стали производным от великой русской культуры, сугубо светской культуры, которая есть «совокупность исторически осуществляемых объективных (абсолютных) ценностей» и которая «не отождествима с практически вредной догматической религией (тем более – ее институтами)», но не противостоит «нагорной проповеди» (см. С.Франк «Культура и религия» в книге «Русское мировоззрение», Изд. «Наука». М., 1996 г., стр.555–569). Такая религия, по мнению этого религиозного философа, несостоятельна как творческое начало жизни.

Православная церковь не восстановила былого авторитета при наследниках великой императрицых), вплоть до конца ХІХ столетия. Александр III и Николай II взялись было за реанимацию этой реакционнейшей опоры самодержавия. Но к тому времени уже не просто церковь, а само православие как религия погрузилось в глубочайший, исторический кризис. В народе попов презирали, интеллектуальная, духовная верхушка общества реагировала на его упадок и разложение клира очень болезненно, связывая и то, и другое с судьбами России. Достаточно назвать самые выдающиеся имена «в этом контексте»: предсказали кризис еще Чаадаев и Герцен, потом «занялись» им Достоевский, Толстой, Вл.Соловьев, наконец, – плеяда выдающихся религиозных мыслителей Серебряного века, которые попытались, фигурально выражаясь, спасти религию, самого Бога от православной церкви, оказавшейся на пороге и своего функционального, и, что особенно значимо, – морального банкротства.

Какой еще моральный авторитет, как не А.П.Чехов, может быть выше для русского человека?! Но он тоже свидетельствовал идейный крах православия! В письме С.Дягилеву (12 июля 1903 г.) он пишет: «Я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего» (А.П.Чехов. Письма. М., 1982, т.11, стр.234). …В другом письме, еще ранее – 30 декабря 1902 года Чехов пишет: «Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философски–религиозные общества ни собирались… Религиозное движение, о котором Вы пишете, – само по себе, а вся современная культура – сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя. Теперешняя культура – это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, может быть, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хоть в далеком будущем человечество познало истину настоящего Бога, – т.е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре. Теперешняя культура – это начало работы… А «религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает» (там же, стр.106).

Но тут вмешалась Революция. Церковь была разгромлена большевиками. И за нее не очень–то вступился русский народ. Даже Белое движение не сочло для себя выгодным олицетворять себя с карающим мечом православия.

Однако, как это ни парадоксально, Советская власть «спасла» православную церковь, загнав ее фактически в подполье и варварски расправившись со многими священниками. Она сделала их мучениками за веру и тем самым сохранила ей жалостливый интерес и необязательную, сугубо добровольную поддержку некоторой части сердобольного нашего народа.

«Церковная духовность» к назревшей и перезревшей в середине ХХ века реформе–революции, несшей стране свободу, не имела ни малейшего отношения, хотя, повторяюсь, в горбачевских «общечеловеческих ценностях» присутствовал также и христианский нравственный источник.

С церковью было связано ничтожное меньшинство населения, а его просвещенная часть вообще считала церковность чем–то «эзотерическим» и маргинальным, давно потерявшем какое–либо влияние на ход реальной жизни.

Теперь возрождают православную религиозность и навязывают церковные порядки обществу с помощью административного ресурса и огосударствленных СМИ? Откуда это пошло?..

А пошло это от идейной, духовной нищеты. Разоренная страна, цинично ограбленное, нищающее и убывающее численно с каждым годом население, расхристанное (по–ученому «деструктурированное») общество, расставшееся без сожаления с лживой и истощенной до предела коммунистической идеологией, оказалось без всякой идеи.

Социально–экономическая деградация сомкнулась с культурным и интеллектуальным оскудением и обеднением. Слой интеллигентных людей (всегда в России тонкий) истончился до едва заметного. Интеллигенция как необходимая составляющая российской нации, гордость России, практически исчезла, а удачливые выходцы из нее переродились в нечто совсем для нее неприемлемое по своим нравственным качествам. …Наступили смутные времена господства грубого, хамского цинизма сверху донизу, когда ценность имеют только деньги. И как всегда в такие периоды, на поверхность выползают темные силы, всякого рода мистика и, конечно, религиозное мракобесие. Коренясь в традиционной религии и имея за собой такую вековую организацию, как церковь, оно располагает немалым ресурсом навязать себя… Причем – не только обществу, но и государству… слабому государству, каковым оказалось российское. Просвященные и сильные цари этого ей не позволили… О советских временах и говорить нечего. И вот теперь церковь берет реванш.

Папа Бенедикт XVI подверг критике «чрезвычайную вовлеченность церкви в политику». И это сказано было в Польше, стране с ультрарелигиозным населением. Русские никогда такими не станут, как бы ни старалась церковная статистика записать всех крещеных и некрещеных в православные. При опросах надо спрашивать не «верующий ты или нет», а – «ходишь ли ты в церковь»? А это – большая разница. Вторжение церковников в общественно–государственные дела противоестественно для здравого русского менталитета.

У нашей церкви, в отличие от католической, нет международных авторитетов и недаром она так яростно отстаивает свою «особость», конфессиональную замкнутость. Ее общественно–политическую «агрессию» может обуздать лишь государство, о чем и повествует наша история, что после Петра І, что после Ленина.

*

* *

Может быть, действительно, Россия умирает. Но не хотелось бы, чтобы ее отпевали слишком уж средневековым способом. Она все же заслужила другого – и прежде всего, повторяю, своей великой культурой, поразившей мир.

Если же не отпевать, а думать о продлении жизни России, то в чем я вижу вред превращения ее в православное государство (а это уже не тенденция, а политика на встречных курсах власти и церкви)? Отмечу лишь несколько главных пунктов.

• Такая политика, неизбежно подпитывающая и возбуждающая шовинизм, вновь отчуждает Россию от внешнего мира, особенно – от остального христианского, закрепляет ее в особом положении, испокон века подозрительном для Запада.
• Она провоцирует внутри страны консолидацию людей других конфессий, прежде всего мусульманской. А это примерно шестая часть населения в стране, где численность русских стремительно сокращается. Поощряемое стремление РПЦ демонстрировать себя в качестве «главной традиционной религии», создает дополнительный стимул для взаимной религиозной нетерпимости, одновременно, для обострения межнациональной розни на бытовом и общественном уровне, для разрастания «автономизации» и сепаратизма.
• Внедрение религиозного сознания – а оно в массе всегда было у нас «иррациональным», нутряным, «темным» – вытесняет способности людей сознательно и самостоятельно оценивать реальности, осмысленно участвовать в политической жизни. Свобода мысли ставится под угрозу уже не только в политическом плане (торможением демократизации общества), а и в духовном, ибо накладывает внутренние ограничения на развитие личности.
• К целенаправленному снижению умственного потенциала нации через коммерциализацию образования, к захламлению мозгов и разложению морали посредством всяких ток–шоу, рекламной и брэнд–агрессии,) манипулирования информацией, опять официальной лжи, добавляется оглупление разного рода нелепыми церковными ритуалами, невразумительными молитвами и архаическими проповедями.
• Развращающим образом действует «чудодейственное» превращение номенклатуры КПСС в «истых православных», со свечками в храмах, с лобызанием икон, целованием рук «их преосвященствам» и т.п. Этим занимаются высшие чины государства! И невдомек, что такое поведение вызывает лишь насмешливое презрение, питает ёрничество в адрес власти и недоверие к ней.

Нарастающее отчуждение сейчас в народе от власти и даже враждебность к ней, которые в массе сильнее, чем было в тоталитарные советские времена, в какой–то степени связаны также и с религиозным фарисейством, с лицемерием «власть предержащих».

На что рассчитывают? Сделать православие идейной опорой государства, а РПЦ – его официальным идеологическим институтом, как было в царской России? Учредить вновь «православную империю» с помазанником Божьим во главе? Ведь соединение религии с политикой (или наоборот) по сути означает теократическую тенденцию в государственном строительстве, в нашем случае ведет к смыканию казенщины государственной с казенщиной церковной.

Но что – забыли, чем кончилась православная великая Россия? Огосударствление религии, заполнение идейного вакуума православием в ХХІ веке еще скорее, чем в начале ХХ–го, окончательно исключит не только какую бы то ни было духовность многоэтнической нации, но разрушит и саму страну, как это уже однажды случилось.

Духовность нации – это ее культура (если говорить о подлинной культуре), которую сейчас государство буквально выдавливает из общественного обихода. Религия не может ее заменить. Религиозное сознание и культура – это разные вещи, и «религиозная духовность», в отличие от культуры, явления социального, – сугубо индивидуальный феномен. «Религия жизненна и ценна только как личное переживание… Искреннее религиозное чувство фактически невозможно иначе как в форме интимного индивидуального переживания… Всякая же организованная, т.е. церковная религиозность в наше время неизбежно будет или поверхностной, или лицемерной… и бесплодной».

Все это говорит Семен Франк – крупнейший религиозный философ прошлого столетия (см. в статье «Религия и культура», стр.531–532).

Словом, православизация всей страны – это бездарный замысел. И наверняка – провальный.

И чем явнее будет обнаруживаться его несостоятельность, тем сильнее будет соблазн опираться только на силу… Потому что больше не на кого. За 15 лет постсоветской России режим (при всех его модификациях) не нарастил (и не получил снизу) масштабного социального слоя, способного и достойного стать искренней и надежной опорой Государства Российского.

Все знают Легенду о Великом инквизиторе из «Братьев Карамазовых». Это – гениальное описание жизни человечества, по крайней мере, в ее христианской части. Россия логику «инквизитора» повторяла на протяжении тысячелетия не раз. Но пыталась из нее вырываться – не она, правда, сама, а те, кому случалось возглавлять ее во имя ее же блага. Горбачев – последний в этом редком ряду.

Однако Россия предпочитала жить «во грехе». Либо рабски примиряясь с тиранией, либо – когда ей пробивали окно к свободе – ударялась в разгул и разграбление собственного дома, «побивая камнями» (и даже убивая) тех, кто хотел ей помочь наладить жизнь по–человечески.

Церковь же, по крайней мере в новой истории России, не могла (по самой своей византийской сути) да и не хотела дать пастве «благодать», потому что питалась от греховности и «верхов» и «низов».

Нынешняя РПЦ исторически лишила себя права быть источником нравственности в обществе. На ней позорные пятна прошлого. Она не раз покрывала и «освящала» самые гнусные и жестокие акции правителей и их подручных. А теперь, в мирских делах своих (а они всего виднее) проявляет удручающую, постыдную наглость, корыстолюбие, цинизм. Какая уж тут мораль, когда, не считаясь с «имиджем», надо поскорей, пока попустительствуют власти, не только вернуть с лихвой все отнятое большевиками, но и приумножить богатства, закрепить за собой непомерную собственность!

Впрочем, все это – в потоке общей нашей, общероссийской деградации.

Диктаторский (даже в «мягкой» форме) вариант возрождения России маловероятен, скорее всего, просто невозможен в нынешнем веке, в мировой обстановке, в которой неумолимо набирает мощь и всеохватывающий размах глобализация. Да и ресурсов для такого варианта у самой России уже нет (ни «человеческих», ни организационных, ни «идеологических»).

А тот «демократический» путь, который уже получился, лишь нагнетает угрозу существованию нации как таковой. Приводит, как видим, не к возрождению ее, а к перерождению России, к окончательной утрате ею своих наработанных веками черт и качеств, к превращению нашего общества в ново–новейшее варварство, оснащенное современной техникой и комфортом для немногих. Происходит примерно – то, что так блестяще и глубоко обосновывает в своих выступлениях и публикациях Валерий Дмитриевич Соловей.

Дальнейшая варваризация страны – при неимоверных у нас разрыве и ненависти между богатством и бедностью – может кончиться «1917 годом» (точнее, 1918–1921 гг.), который на этот раз просто сметет с лица российской земли всякую цивилизацию.

Подлинно демократический путь, видимо, возможен, хотя и очень долог и к тому же не гарантирует от срыва в такой анархистский взрыв, в такой разрыв и с нынешним, и всяким прошлым, что поставит под угрозу само присутствие России на карте мира.

«Свободная мысль», № 4, 2006 г.